Уродка: и аз воздам - Геннадий Петрович Авласенко
Впрочем, узрев господина инспектора, уродка тотчас же отпрянула от комиссара и съёжилась в комочек, а тот, с каким-то даже неудовольствием взглянув на племянника, нащупал рукой почти сползшее на пол одеяло и заботливо укрыл им эту похотливую стерву.
– Стучаться надо! – буркнул он при этом, даже не взглянув в сторону инспектора.
Впрочем, выслушав торопливое и сбивчивое пояснение инспектора о нападении богомола, комиссар, конечно же, весьма оживился.
– Значит, поохотимся! – весело проговорил он, усаживаясь в кровати. Потом покосился в сторону закутанной в одеяло служанки, вновь взглянул на племянника и добавил с некоторым смущением: – Ты вот что, Самуэль… выйди пока. Дай нам одеться.
Так и сказал: «нам»…
Инспектор, разумеется, вышел, весь кипя от охватившего его негодования. Потом, когда уже полностью одетая служанка неслышно выскользнула из комнаты, остановил её и, повернув к себе, с таким наслаждением влепил пощёчину. Даже две пощёчины, по одной с каждой стороны…
И надо же было такому случиться, что как раз во время этой второй пощёчины из комнаты появился и сам комиссар. И как он посмотрел тогда на племянника! Ничего, правда, не сказал… но как посмотрел…
Тряхнув головой, словно отгоняя этим неприятные докучливые воспоминания, инспектор внимательно и с каким-то даже любопытством посмотрел на дядю. И что он нашёл такого привлекательного в этой уродине?
– Для разнообразия, мой мальчик! Исключительно для разнообразия и полноты ощущений! – словно прочитав мысли племянника, негромко и несколько рассеянно произнёс комиссар. – Впрочем, хватит об этом. Скажи, тех уродов, что спасли мне жизнь, хоть как-то поощрили?
– Что?
Теперь уже инспектор смотрел на комиссара с недоумением. Смеётся он, что ли?
– За что их поощрять, дядя? Их наказать следовало, за то, что побежали, бросили нас в опасности!
– Да, но ведь потом они опомнились и вернулись, – возразил комиссар.
– Вот потому-то я и не стал их наказывать, – пояснил инспектор. – Просто отправил назад в резервацию. А поощрять… Поощрять их не за что было! Тогда уж и того поощрить следовало, который утром кисть потерял. За то, что прибежал в посёлок и сообщил…
– Но ведь он действительно прибежал в посёлок и сообщил? – напомнил комиссар.
– И что? А перед этим он бросил в беде настоящего человека и тот погиб!
– Как ты сказал? – спросил вдруг комиссар. – Настоящего человека?
– Настоящего! – повторил инспектор с какой-то даже яростью. – Даже если ты, дядя, прав, и это мы видоизменились и мутировали, всё равно: настоящие люди – это люди посёлка! А в резервациях обитают уроды! Пусть не мутанты, но уроды, это однозначно! И всегда будут там обитать! Пока все не передохнут!
– А я и не спорю! – примиряюще проговорил комиссар. Потом он помолчал немного и добавил: – Так что же всё-таки сделали с тем уродом, что кисть потерял? Казнили?
– Ну, разумеется! – сказал инспектор, вновь с некоторым недоумением глядя на комиссара, и, помолчав немного, добавил: – Всё по закону!
– По закону… – задумчиво проговорил комиссар. – Долго мучился?
– Что?
Инспектор недоуменно поглядел на дядю.
– Не совсем понял!
– Я спрашиваю: тот урод долго мучился во время казни? – пояснил свою мысль комиссар. – И кстати, какой вид казни к нему был применён? Надеюсь, его не стали сажать на кол?
– Именно на кол! – несколько запальчиво сказал инспектор. – А как же иначе?! По-другому никак нельзя было!
– Что ж, – немного помолчав, проговорил комиссар, – возможно, ты и прав! С одной стороны. Но вот с другой… как насчёт её, этой другой стороны?
Инспектор ничего не ответил. Да и что было отвечать, если он даже вопроса толком не понял?
– Наказывать мы умеем… – вздохнул комиссар. – Эту науку мы хорошо усвоили! А вот вознаграждать? За преданность, за усердие…
– Да, кстати! – спохватился инспектор. – Как ты себя чувствуешь?
– Вполне сносно, – вздохнул комиссар и поморщился, осторожно потирая ладонью левую сторону груди. – Дышать вот только немного трудновато.
– Наверное, в ребре трещина? – предположил инспектор. – А боль чувствуется, когда дышишь?
Комиссар ничего не ответил. Вернее, он, кажется, хотел что-то такое сказать, но в это самое время дверь приотворилась и в комнату вошла жена инспектора.
– Можно?
– Да, да, Марта, входи! – опередив инспектора, проговорил комиссар. – Посиди с нами…
– Времени нет! – улыбнулась Марта и, обращаясь уже к мужу, добавила: – Там к тебе этот пришёл… экзекутор ваш старший…
– Я выйду? – вставая, проговорил инспектор. – Или, может, его сюда позвать?
– Позови сюда, – сказал комиссар. – Впрочем, Марта сама позовёт.
– Хорошо! – кивнула головой Марта. – Но там ещё и распорядитель охоты… кого первого?
– Ему то что тут надо? – нахмурился, было, инспектор, потом до него, наконец-таки дошло. – Это насчёт богомола, да, дядя?
– Именно насчёт богомола, – кивнул головой комиссар. – Согласись, после столь захватывающих потрясений и треволнений могу я увести с собой в качестве трофея расчленённые части этого зелёного чудища? Кажется, заслужил?
– И ещё как заслужили, дядя! – подтвердил инспектор.
– Вот видишь! Впрочем, это не горит, так что сначала выслушаем экзекутора, что он нам такого интересного скажет…
– Экзекутора, так экзекутора!
Улыбнувшись вторично, Марта вышла.
– Это насчёт того мутанта, – сказал инспектор. – Того, что вчера допрашивали и… – тут он замялся на мгновение, – в общем, перестарались мы немножко…
– Разрешите, господин старший инспектор? – всовывая голову в дверь, пропыхтел старший экзекутор.
– Входи, докладывай! – сухо проговорил инспектор, вновь опускаясь на табурет. – Как он? Готов к продолжению допроса?
– Никак нет, господин старший инспектор!
Произнеся эту фразу, старший экзекутор несколько виновато взглянул на инспектора, потом перевёл взгляд на комиссара и даже руками развёл в знак своего глубокого огорчения.
– Никак в сознание не приходит, сволочь. Уж чего только мы не перепробовали! Пришлось даже в больничную палату его поместить, тварь этакую.
– Вот даже как?
Так называемую, «больничную палату» с настоящей палатой поселковой больницы роднило лишь схожее название. Обычная камера, не в подвале, правда, а на первом этаже, так что солнечный свет туда всё же поступал, пусть даже и сквозь густо зарешёченное окошко. А ещё в камере этой на полу лежали довольно мягкие тюфяки, плотно набитые смесью сухих трав и листьев. Два санитара (из мутантов, естественно) ухаживали за попавшими туда пациентами, неотрывно находясь рядом. Впрочем, главная задача санитаров была не в лечении (хоть и это тоже), а в непрерывном за ними слежении. Чтобы пациент, к примеру, не попытался чего-либо с собой сотворить…
Имелись там, кстати, подле каждого из тюфяков ещё и
